Металлургия переходного периода
Инвестиционные аналитики, оценивающие перспективы роста металлургической индустрии, считают, что отрасль вошла в переходную фазу, пишет «Коммерсантъ». Восстановление разрушенных транспортной, энергетической, промышленной, коммунальной и жилищной инфраструктур обеспечит рост спроса на сталь. А зона боев станет одним из центров по поставкам металлолома.
Параметры роста
Говоря о перспективах развития отрасли черной металлургии, эксперты прежде всего обращают внимание на то, что их нужно рассматривать в рамках основных трендов развития мировой экономики и производственной системы, и один из важнейших с точки зрения ресурсных отраслей — ориентация на ESG-факторы, устойчивый курс на декарбонизацию, переход к использованию возобновляемых источников энергии.
«С экологической точки зрения идеология очевидна, но с точки зрения экономической это огромный рост энергозатрат,— говорит портфельный управляющий УК «Альфа-Капитал» Дмитрий Скрябин.— Например, КПД электромобиля с учетом всех энергозатрат на производство и передачу электроэнергии вдвое меньше КПД автомобиля с двигателем внутреннего сгорания». Таким образом, декарбонизация предполагает строительство новой мощной инфраструктуры. Затраты на это, по экспертным оценкам, будут составлять до $5 трлн в год.
На это накладываются довольно активно идущая децентрализация и «закрытие» экономик, связанные в том числе с идущими вооруженными конфликтами на Украине и Ближнем Востоке и рисками возникновения новых очагов напряженности (например, между Китаем и Тайванем), а также торговыми войнами и санкциями. Что, в свою очередь, вызывает потерю эффективности производства в силу утраты эффекта масштаба в ходе деглобализации и дополнительных логистических издержек.
Как итог — высокая ресурсная инфляция, провоцирующая формирование сырьевых резервов, что еще больше раскручивает рост цен.
Разумеется, все эти процессы напрямую влияют и на ситуацию в металлургической отрасли. Мировой энергопереход будет поддерживать рост спроса на сталь, поскольку включает в себя модернизацию промышленной, транспортной, энергетической и коммунальной инфраструктуры, считает аналитик ФГ «Финам» Алексей Калачев. Многие страны принимают, или уже приняли и реализуют, или неизбежно примут в скором будущем собственные планы с многомиллиардными инвестициями в модернизацию инфраструктуры. И все это потребует много стали. Кроме того, новые потребности «зеленой» экономики обуславливают большую диверсификацию продуктовой линейки, разработку продукции с заданными качествами, новых сплавов, новых покрытий и т. п. Это также станет одним из основных трендов в отрасли.
При этом, отмечает Алексей Калачев, глобальную сталелитейную отрасль можно охарактеризовать как высококонкурентную, имеющую значительную избыточную мощность (мировые мощности по выплавке стали сейчас примерно в полтора раза превышают текущие мировые потребности) и вступающую в фазу технологических изменений.
Практически все более или менее развитые страны имеют развитую черную металлургию и это неудивительно, учитывая, что она является стратегической отраслью, базой для любой национальной промышленности и гарантией обороноспособности. Правительства поддерживают собственных производителей, повышая порог входа на внутренний рынок для иностранных поставщиков в виде импортных пошлин и ограничительных квот. Такая политика характерна практически для всех крупных локальных рынков. Ряд стран продолжает активно развивать свои сталелитейные активы, претендуя на большую долю на рынке. К таким можно отнести Индию, Вьетнам, Индонезию. Не говоря уже о Китае, который сегодня производит более половины мирового объема стали. А весь регион Юго-Восточная Азия (ЮВА), включая таких крупнейших производителей, как Китай, Индия, Япония, Южная Корея,— более 70% мирового объема стали.
Текущие события в мире отодвинули на второй план ESG-повестку в медиапространстве, однако этот фактор остается значимым для долгосрочного развития отрасли, говорит аналитик сектора металлургии аналитического управления «Открытие Research» банка «Открытие» Даниил Каримов. Крупнейшие металлургические компании продолжают инвестировать в развитие новых технологий, обеспечивающих меньший объем выбросов. Несмотря на то что повсеместный рост цен делает внедрение и масштабирование данных технологий еще более дорогим и менее рентабельным, их прямое и косвенное влияние на производственный процесс может оказаться весьма существенным. «Следует учесть, что развитие «зеленых» производств может в значительной степени снизить удельные расходы на первичное сырье и, следовательно, оказать влияние на уровень мирового потребления коксующегося угля и различные продукты переработки железной руды. Не менее значимыми выступят побочные открытия в отрасли на фоне резкого увеличения расходов на R&D (исследования и разработки.— “Ъ”) со стороны металлургов»,— поясняет Даниил Каримов.
«Если вести речь о динамике роста мирового рынка черной металлургии, основной параметр в данной формуле — это китайская экономика, обеспечивающая более 53% мирового производства и потребления стали, 75% спроса на железную руду и около 50% спроса на уголь — основные компоненты при производстве стали»,— говорит Дмитрий Скрябин. При этом Китай уже объявил курс на декарбонизацию, введя ограничение производства стали на уровне 2021 года. Вместе с тем потребление стали в Поднебесной, видимо, будет расти, поскольку сейчас власти страны стремятся стимулировать экономический рост через мягкую денежно-кредитную политику и реализацию инфраструктурных проектов.
Кроме того, есть огромный потенциал роста у рынка Индии, где уровень урбанизации — всего 30% при населении, примерно равном китайскому, доля потребления нефти на душу населения в три раза меньше, чем в Китае, потребление стали в десять раз меньше.
«Классическим драйвером роста производства стали в мире выступит наращивание мощностей в странах ЮВА и Индии, которые планируют увеличить выпуск на фоне ожидаемого роста инвестиций в инфраструктуру,— соглашается Даниил Каримов.— Долгосрочные прогнозы предполагают, что в следующие десять лет выпуск стали будет увеличиваться темпами от 0,4% до 1,6% в год на фоне нового этапа роста экономической активности развивающихся стран».
Говоря о перспективах черной металлургии, нельзя обойти тему специальной военной операции (СВО) России на Украине, полагает Алексей Калачев. «Можно назвать как минимум два эффекта,— поясняет он.— Во-первых, чем бы ни кончилась СВО, если не брать в расчет крайне негативные сценарии, необходимость восстановления разрушенной транспортной, энергетической, промышленной, коммунальной и жилищной инфраструктуры Украины неизбежно обеспечит большой спрос на сталь в перспективе следующих трех-пяти лет. Во-вторых, Украина может стать одним из мировых лидеров по поставкам металлолома».
В отраслевом разрезе в кратко- и среднесрочной перспективе можно ожидать реализацию отложенного спроса в машиностроении (на него приходится четверть мирового потребления стали), которое сильно просело в последние годы из-за разрывов логистических цепочек поставок и приостановок производства компонентов для конечной продукции (например, чипов для автомобилей) из-за карантинных ограничений, вводимых правительствами разных стран в связи с пандемией COVID-19, добавляет Дмитрий Скрябин.
Опасения дефицита
На рынке цветных металлов, как и в черной металлургии, глобальный курс на декарбонизацию также является доминирующим фактором. Основные драйверы развития цветной металлургии остаются прежними — это рост продаж электромобилей и увеличение доли возобновляемых источников энергии в структуре предложения, говорит Даниил Каримов. Развитие этих магистральных трендов продолжается, хотя могло замедлиться на фоне сильно выросших издержек производства и смещения мирового политического фокуса с данных вопросов в сторону геополитики. «Спрос на литий, медь, никель, алюминий, платину и палладий продолжит расти, что приведет к сохранению высоких цен на эти металлы, обеспечивая достаточные стимулы для наращивания инвестиций в их добычу»,— прогнозирует аналитик.
Перспективы развития цветной металлургии обеспечены долгосрочным трендом на энергопереход и декарбонизацию, которые будут формировать растущий спрос на металлы, особенно электротехнические и «батарейные», такие как никель и медь, считает Алексей Калачев. Для возобновляемой энергетики и электрического транспорта их требуется в разы больше, чем для традиционной энергетики и автомобилей с двигателем внутреннего сгорания. Потребность в алюминии также будет расти: кроме того, что этот металл также отчасти можно считать электротехническим, он все больше используется в транспортном машиностроении и строительстве.
«Смена образа потребления, декарбонизация, переход на новую генерацию электроэнергии — главные факторы, определяющие рост спроса на цветные металлы. Запасы меди, алюминия, никеля на мировых биржах сейчас на исторических минимумах. Это начало нового длительного восходящего цикла»,— говорит Дмитрий Скрябин. Ветряные электростанции, солнечные батареи должны составить бОльшую часть электрогенерации к 2030 году, поясняет он. При этом медь и алюминий активно используются по всей цепочке новой энергетики: в одном электромобиле 70 кг меди, в обычном — в три-четыре раза меньше. При этом рост производства электромобилей, по его мнению, не приведет к снижению спроса на платину и палладий, которые используются в качестве катализаторов в двигателях внутреннего сгорания, прежде всего из-за повышения спроса со стороны растущих экономик Азиатского региона, в первую очередь Индии.
Опасения дефицита гонят вверх цены в цветной металлургии, говорит Алексей Калачев. Но слишком быстро растущие цены тормозят энергопереход и сокращают спрос. С другой стороны, высокие цены стимулируют производителей расширять добычу, инвестировать в геологоразведку, ускорять запуск одних месторождений и реанимировать проекты, ранее казавшиеся недостаточно рентабельными. Благодаря этому растет предложение. На пути развития перед отраслью, по его мнению, стоят три основные задачи, обусловленные энергопереходом: увеличить объемы добычи металлов для того, чтобы соответствовать потребностям «зеленой» экономики, самим осуществить энергопереход от угольной электрогенерации к возобновляемым источникам, чтобы снизить углеродный след, развивать технологии вторичной переработки металлов.
Среди наиболее негативных для отрасли факторов можно выделить заметное увеличение ресурсного национализма в отношении цветных металлов, отмечает Даниил Каримов. Правительства Латинской Америки и стран ЮВА, ожидая роста спроса и цен на данные металлы, увеличивают налогообложение, национализируют предприятия, вводят дополнительные меры регуляторного контроля и требований (например, увеличение степени переработки сырья внутри страны). «Это сильно ухудшает мировой инвестиционный климат, вынуждая мировые горнодобывающие компании осмотрительнее подходить к вложениям в новые месторождения в этих странах»,— считает аналитик.
В отличие от российской черной металлургии, доля которой на избыточном мировом рынке составляет всего около 4% мирового производства, вес российских производителей на дефицитных рынках цветных металлов более значим, потому их шансы на попадание под сколько-нибудь серьезные или продолжительные санкции можно оценивать как небольшие, считает Алексей Калачев. Россия довольно прочно вписана в рынок цветных металлов, обеспечивая около 4% мировой добычи меди, около 6% производства первичного алюминия, около 10% — никеля и более 40% — палладия.
Хотя влияние косвенных санкций в виде логистических проблем, трудностей в расчетах или персональных санкций, конечно, присутствует. Нельзя исключить и возможные ограничения экспорта (контрсанкции), если правительство решит таким образом ответить на внешние угрозы. Это было бы печально для отрасли, считает Алексей Калачев, поскольку экспорт составляет очень значительную долю в продажах компаний: более 70% по алюминию и меди, более 80% по никелю, почти 100% по палладию и т. д. Тем не менее, поскольку шансы ограничений небольшие, можно рассматривать российскую отрасль в контексте мировой.
Петр Рушайло
