100 лет Юрию Левитанскому
«Что происходит на свете? — А просто зима»
Тем более что военный путь Левитанский прошел сверх меры. Был пулеметчиком, военным корреспондентом, печатался во фронтовых газетах, отмечен многочисленными боевыми наградами. Участвовал в обороне Москвы, дошел до Праги, откуда в 1945 году с армией был переброшен на Дальний Восток, где принимал участие в Советско-японской войне. Демобилизовался в звании лейтенанта лишь в 1947 году.
В 1959 году выходит его поэтический сборник «Стороны света». В нем уже отчетливо проявляется главная особенность его поэзии — это удивительное сочетание вечного и земного, космического и самого обыденного.
неразгаданное пространство
смотрит на землю
холодно и бесстрастно.
В темных глубинах
маленькой светлой точкой
спутник сейчас проходит
орбитой точной.
Чтоб заглянуть
в безвестные те высоты,
ни к чему ни двадцатый этаж,
ни сотый.
Лучик зеленый,
парящий в туманных сферах,
виден отчетливо
в этих осенних скверах,
где под грибком раскрашенным
из фанеры
утром играют в шашки
пенсионеры,
где возле булочной
пахнет горячей сдобой —
здесь, на земле этой будничной,
строгой и доброй.
Неслучайно следующий сборник, вышедший в 1963 году, он назвал «Земное небо». Здесь ярко проявилась еще одна особенность стихов Левитанского — их неподражаемая ирония. Одно из стихотворений называлось хулигански: «Стихотворение, в котором появляется гусь»:
А перед моими глазами
проходит блистательный гусь.
Нисходит он, как благодать,
ко мне на окошко садится,
и то, что он важная птица,
по перьям легко угадать.
Он весь как изящный сосуд
холодного высокомерья.
Он мне говорит:
— Эти перья
удачу тебе принесут. —
И он говорит мне:
— Прошу,
возьми их, мне вовсе не жалко.
Мне даже становится жарко,
когда я их долго ношу.
Бери их себе
и пиши,
как тот гениальный поручик,
который не знал авторучек,
а были стихи хороши.
В будущем способность к иронии сделает Левитанского одним из самых известных пародистов, любимцем 16-й полосы «Литературной газеты» «12 стульев», которая появилась в 1967 году и с тех пор имела такую огромную популярность, что ради нее многие читатели и стояли в очереди за подпиской на «Литгазету». Пародии Левитанского были весьма бесхитростные по смыслу, но виртуозные по технике. Пародия для того, кто в этом понимает, непростой жанр. Здесь нужно не просто зубоскалить, но чувствовать стиль и нерв чужого стихотворения. Свои пародии Левитанский писал на мотив считалочки «Раз, два, три, четыре пять. Вышел зайчик погулять. Вдруг охотник выбегает, Прямо в зайчика стреляет». Вот как звучали на этот мотив спародированные стихи Беллы Ахмадулиной:
О ряд от единицы до пяти!
Во мне ты вновь сомнения заронишь.
Мой мальчик, мой царевич, мой звереныш,
не доверяйся этому пути!
Душа твоя звериная чиста.
Она наивна и несовременна.
Длина твоих ушей несоразмерна
внезапной лаконичности хвоста.
А это «зайчик» Андрея Вознесенского:
Шагадам, кричу, магадам.
Hе отдам!
Пятый день по следу лечу,
чу чую мочу.
Hичего — все равно доскачу.
Hичего — что не по годам.
Шагадам, кричу, магадам.
Hервы, что ли, отключены?
Ветчины хочу, ветчины!
Hе морковное е-мое.
Hе капустные кочаны.
А хочу получить свое.
Ветчины хочу, ветчины!
Широкую литературную известность Левитанскому принес сборник 1970 года «Кинематограф». С этой книги начинается уже не только выдающийся поэт, но и автор стихов, которые так и просятся быть исполненными как песни. Стихотворение, давшее название сборнику и стала знаменитой песней, которую много раз исполнял актер Андрей Миронов:
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Кем написан был сценарий? Что за странный фантазер
этот равно гениальный и безумный режиссер?
Как свободно он монтирует различные куски
ликованья и отчаянья, веселья и тоски!
Он актеру не прощает плохо сыгранную роль —
будь то комик или трагик, будь то шут или король.
О, как трудно, как прекрасно действующим быть лицом
в этой драме, где всего-то меж началом и концом
два часа, а то и меньше, лишь мгновение одно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
В будущем песни на стихи Юрия Левитанского станут всенародно любимыми. Их будут распевать туристы у костра, даже не зная толком, кто автор этих строк:
Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку —
каждый выбирает для себя.
Каждый выбирает по себе
слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает по себе.
Щит и латы. Посох и заплаты.
Мера окончательной расплаты.
Каждый выбирает по себе.
И наконец трудно назвать стихотворение, которое стало бы таким популярным, как «Диалог у новогодней елки» Юрия Левитанского, которое супруги Сергей и Татьяна Никитины исполнили в фильме Владимира Меньшова «Москва слезам не верит» 1979 года.
— Что происходит на свете? — А просто зима.
— Просто зима, полагаете вы? — Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
в ваши уснувшие ранней порою дома.
— Что же за всем этим будет? — А будет январь.
— Будет январь, вы считаете? — Да, я считаю.
Я ведь давно эту белую книгу читаю,
этот, с картинками вьюги, старинный букварь.
— Чем же все это окончится? — Будет апрель.
— Будет апрель, вы уверены? — Да, я уверен.
Я уже слышал, и слух этот мною проверен,
будто бы в роще сегодня звенела свирель.
— Что же из этого следует? — Следует жить,
шить сарафаны и легкие платья из ситца.
— Вы полагаете, все это будет носиться?
— Я полагаю, что все это следует шить.
— Следует шить, ибо сколько вьюге ни кружить,
недолговечны ее кабала и опала.
— Так разрешите же в честь новогоднего бала
руку на танец, сударыня, вам предложить!
— Месяц — серебряный шар со свечою внутри,
и карнавальные маски — по кругу, по кругу!
— Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, руку,
и — раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три!..
Родившийся в городе Козельце на Украине в 1922 году, прошедший войну, Юрий Левитанский был старше поколения «шестидесятников» Евтушенко, Вознесенского, Ахмадулиной… Но воспринимался он не как их предшественник, а скорее как старший товарищ. Их многое роднило — глубокий лиризм и одновременно смелые эксперименты в области поэтического образа, рифмы и ритмики. С другой стороны, много общего у него было и со своим поколением — Давида Самойлова и Бориса Слуцкого.
Юрий Давидович Левитанский скончался в 1996 году, выступая на совещании в мэрии, где обсуждалось отношение интеллигенции к военным действиям на Северном Кавказе.
Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.
— 22 января, в День рождения поэта в эфире телеканала Россия «К» в 17:45 (по мск.) состоится премьера документального фильма «Мой век». О поэте и его стихах размышляют и рассказывают Елена Камбурова — художественный руководитель Театра музыки и поэзии, Чулпан Хаматова — актриса театра и кино, Олеся Николаева — поэтесса, прозаик, преподаватель.
— 22 января, в День рождения Юрия Левитанского, в Большом зале Центрального дома литераторов состоится вечер его памяти: «Что же из этого следует? Следует жить!». В программе прозвучат произведения Юрия Левитанского в исполнении Полины Агуреевой, Дмитрия Быкова, Елены Камбуровой, Андрея Макаревича, Сергея Никитина, Александра Филиппенко, Чулпан Хаматовой, Дмитрия Харатьяна.
— 22 января в Большом зале консерватории прославленные музыканты исполнят программу в честь поэта Юрия Левитанского. На сцену выйдут звезды — пианист Денис Мацуев, виолончелист Александр Рамм, Большой симфонический оркестр им. П.И. Чайковского под управлением маэстро Владимира Федосеева, которые представят сочинения любимых юбиляром композиторов: Гайдна, Моцарта, Рахманинова.
— 10 февраля на Большой сцене «Гоголь-Центра» состоится премьера спектакля «Я не участвую в войне».
— Одним из ключевых культурных событий юбилейного года станет выставочный проект, посвященный жизни и творчеству поэта в Государственном музее архитектуры имени А.В. Щусева. С 16 мая по 26 июня во флигеле «Руина» пройдет выставка «Человек иронический» к 100-летию поэта Юрия Левитанского.
Я был приглашен в один дом…
Снег этого года
Время, бесстрашный художник
Утро — вечер, утро — вечер, день и ночь…
Жизнь моя — кинематограф (Людмила Гурченко)
Всего и надо (Татьяна и Сергей Никитины)
Евгений Евтушенко — посвящение Левитанскому (это стихотворение поэт прочитал на похоронах поэта).
Ну что же, пора диссидентствовать снова,
Все с тем же зажравшимся быдлом в борьбе.
Нам нехотя дали свободочку слова,
Свободу не слушать, оставив себе.
И это убило поэта-солдата.
Носившего в сердце другую войну.
Когда не читавшие «Хаджи Мурата»
В кавказскую пропасть швырнули страну.
Безденежный, но бескорыстно и отважно.
И кровь как солдат
Принимавший всерьез,
Не куплен Госпремией,
Встал он однажды
И предупрежденье войне произнес.
Но вся государственная обслуга
Поэту надменно внимала едва,
А царь, да не батюшка,
Слушал вполслуха,
И в лоб его не проникали слова.
И трудно взойдя на предсмертную сопку,
Поэт, всей плеяды погибших посол,
Презревший предвыборную тусовку,
Сам сделал свой выбор —
Не выбрал позор.
Поэзия — слышимость каждого стона,
Поэзия — чувство безвинной вины.
Что царь, да не батюшка,
Видишь ли с трона
Еще одну жертву чеченской войны?
Как ответил Юрий Левитанский на анкету Достоевского (из публикаций Фонда наследия Юрия Левитанского)
«Все, что я делал в своей жизни, — это искренне»
Юрий Левитанский:
— Ваше любимое изречение, афоризм?
— Мне нравится формула — не помню сейчас, кем она изобретена, — «все настоящие книги стоят на одной полке». Это я к тому, что есть любители определять, чья книга стоит выше, а чья — ниже. Если говорить об идеях и мыслях общего порядка — не специфически литературного, — то со временем, с возрастом все больше соглашаешься с тем, что «все проходит».
— Что вы цените в людях?
— В разное время своей жизни — разное. На сегодняшний день, например, — интеллигентность. Но сейчас наличие интеллигенции встречается реже, чем ее отсутствие. По-моему, самая главная причина наших нынешних бед — это отсутствие интеллигентности в самой интеллигенции.
— Человеческие недостатки, которые вы склонны прощать?
— Вы знаете, я незаметно для себя достиг довольно солидного возраста… И теперь в принципе я склонен прощать людям все. Я просто понимаю необходимость и неизбежность этого… Причем для меня — это не вычитанное откуда-то, а суть моего существа. А еще помните вечное — «не судите, да не судимы будете»! Я, например, какие-то вещи не принимаю, но судить остерегаюсь.
— Что вы цените в мужчинах?
— В последнее время все это так перемешалось — все наши прежние критерии: мужественность, твердость, умение быть опорой, — все это ценилось раньше. И я привержен именно этим нормам, но наша реальная жизнь все меньше дает таких примеров… Ибо женщины сейчас все чаще подставляют плечо, что должны делать мужчины.
— А в женщинах?
— Мои оценки женщин — они имеют начало тоже где-то там — позади. Далеко позади. Но эти черты мне и сейчас хотелось бы видеть в женщинах: доброта, нежность, мягкость…
— Ваше отношение к браку.
— Это институт, который себя — в какой-то мере — изжил. Он трансформируется в различные формы, и думаю, что и дальше брак будет трансформироваться. Хотя в основных своих чертах брак должен сохраниться, если жизнь в нашей стране будет налаживаться. Даст Бог!
— Что такое счастье?
— Счастье — это, вероятно, гармония… Гармония личности с идеалами, которые разделяет общество… Гармония с близкими и родными… Во всяком случае, это гармония во всех видах.
— Были ли вы счастливы?
— Если верить этим старинным словам — «Блажен, кто мир сей посетил в его минуты роковые…» — то можно было бы сказать «да». Таких роковых минут в моей жизни было, увы, достаточно. Более чем достаточно!
В одной из последних книг у меня есть «Послание к друзьям», и там такая мысль: даже если жизнь почти невозможна — все равно жизнь прекрасна. Ибо по прошлой войне я знаю, какова альтернатива.
— Верите ли вы в судьбу?
— Да, безусловно. Это нечто, что было предназначено только мне, только вам — любому человеку… Остерегаюсь сказать: кем и как, но я в это верю.
— В какой исторической эпохе вы хотели бы жить?
— Наверное, это прозвучит грустно и банально, но ни для какой другой эпохи я не гожусь.
— Чем одним вы хотели бы облагодетельствовать все человечество?
— Вы знаете, в мои годы это несколько нереальная идея… Но если бы я вдруг стал кудесником, то постарался бы всем людям даровать счастье… Конечно, такое счастье, которого они пожелают…
— Был ли у вас соблазн другой жизни?
— В одной из моих книг у меня есть такие строки:
Если бы я мог начать сначала
Бренное свое существованье,
Я бы прожил жизнь свою
не так.
Я бы прожил жизнь мою
иначе.
Конечно, я об этом думал… Но ведь проблема не только в возможности другой жизни, но и в том, как ее прожить! А заканчивалось это стихотворение так: допустим, прожил я другую жизнь иначе, но потом-то было бы снова желание начать сначала! Господи, дай мне возможность прожить еще одну жизнь!
Ибо, сколько жизни этой
ни живи,
Как бы лодку эту ни качало,
Сколько в этом море ни плыви,
Всегда захочется начать
сначала.
— Какова главная черта вашего характера?
— Вот как бы так ответить, чтобы не очень уж похвалить себя, но и не обругать?! Я очень люблю в людях мягкость — и смею надеяться, что сам достиг этого. Чтобы было понятнее, я вам скажу, что для меня эталоном и в литературе, и в жизни был и остается Антон Павлович Чехов.
— Что бы вы хотели в себе изменить?
— Теперь уже нет. Поздно. Вот если бы начать сначала?!
— Кем бы вы хотели стать, если бы не были поэтом?
— В школьные годы я мечтал быть астрономом, очень любил все, связанное со звездным небом.
— Останется ли то, что вы сделали?
— Я никогда не только не переоценивал своей работы, но старался не давать ей вообще никакой оценки. Поэтому я робко надеюсь, что, может быть, хоть что-то останется.
— Ваше отношение к смерти?
— Стыдно, наверное, в этом признаться, но всю жизнь я смерти боялся. Хотя прошел четыре года войны — героем не был, но и трусом тоже не считался. Но смерти я боялся до войны, во время войны — и сегодня так же боюсь.
— Ваше отношение к Богу?
— Я был воспитан, как и большинство людей этого поколения, в духе атеизма. И воспитанием этого рода у нас занимались довольно серьезно. А потом, с годами, приходилось в себе это преодолевать. Если я достиг хотя бы того, что перестал быть атеистом, думаю, что завоевание это уже немалое. Сегодня я ближе к тем, кто верует, хотя считать самого себя верующим не смею.
— Ваше любимое воспоминание.
— Я не могу выделить одно — самое любимое воспоминание. Потому что жизнь прожита достаточно долгая и разнообразная… Мотало меня по всему свету — исколесил почти всю страну…. Потом — война, после войны — поездки за рубеж. Огромное количество воспоминаний — последние годы они просто не дают мне покоя…
— С вами случались чудеса?
— Наверное, самое большое чудо, что я прошел четыре года этой войны — и в самом деле, реально мог погибнуть каждую минуту, как погибли миллионы, — и я вернулся. Разве это не чудо?!
— Круг вашего общения.
— У меня были такие — уже давние — стихи, они так и начинались… «Все уже круг друзей, все уже…» И еще одна из четких формул, которые понимаешь с годами, только с годами… Это название известной книги: «Каждый умирает в одиночку». Конечно, это не значит, что человек не может умереть в окружении своих близких, но в каком-то высоком смысле он все равно остается один на один со смертью… А сейчас… и того очень узкого круга друзей у меня нет. Почти нет. И из другого давнего стиха на эту тему:
Остается напоследок
три-четыре телефона,
Три-четыре телефона,
куда можно позвонить.
Но это было очень давно — и в этом я вижу оптимизм молодости, сейчас я бы так не написал… Это очень много — три-четыре телефона…
— Какой вопрос вы хотели бы задать самому себе?
— Вообще я бы не хотел задавать себе никаких вопросов… Боюсь. Хотя, например… «А зачем ты жил на этом свете?» И ведь, по существу, у меня нет ответа! Поэтому я бы предпочел себе вопросов не задавать.
— Насколько искренне вы отвечали?
— Я думаю, что имею право сказать, что ответил искренне. Потому что все, что я делал в своей жизни, делал преимущественно искренне.
Ю. Левитанский, 1980-е годы.
— А я искренне благодарю вас.
Владимир Перевозчиков 1993 год, осень.
Подготовила Наталья Соколова «Российская газета»
