Обслуга или собственники: как будет меняться структура правящего класса

Металлургам, участникам рынка лома и бизнес-консультантам в своей деятельности, так или иначе, приходится сталкиваться с теми, кто представляет собой правящий класс. Его, как собирательный образ, называют английским словом deepstate, часто переводимое как «глубинное государство». Чиновники, от высшего до среднего ранга, владельцы металлургических и финансовых активов, военные, представители ведущих консалтинговых компаний, менеджмент государственных корпораций – невооруженным взглядом заметно, что их взгляды, риторика, поведение и мотивация за последние два года претерпевают существенные изменения.

Наилучшим способом внести ясность в данный вопрос будет обращение к мнению директора Института развития парламентаризма Алексея Чадаева, десятки лет (с событий октября 1993 года) с этим самым deepstate имевшим дело. Ниже цитата из его Телеграм-канала.


«А пост мой сегодняшний будет об «элитах».

Слова такого не было ни в СССР, ни ещё долгое время после. Оно появилось в широком употреблении только в нулевые, когда вся эта поднявшаяся прослойка начала как-то структурироваться и появилась потребность в каком-то новом слове, кроме бранных.

Павловский мне когда-то говорил: при любом сколь угодно тяжёлом поражении, в масштабах общества, всегда есть группа, которая от него выигрывает. Также верное и обратное: при любой победе в обществе обязательно будет группа проигравших, и это не обязательно прямые сторонники или пособники врага. Просто и поражения, и победы меняют социальную структуру — а значит, кто-то приобретает, а кто-то теряет, и это не индивидуальный сценарий — речь о слоях и средах.
Отталкиваясь от этого суждения, необходимо констатировать вот что.

Мы сейчас, страшно сказать, заявились на статус «государства-цивилизации». Заявились не от хорошей жизни: предыдущие тридцать лет мы честно пытались быть хоть и государством, но ни разу не цивилизацией — скорее частью, пусть сколь угодно периферийной, но частью большой и как бы «настоящей» цивилизации — цивилизации победителей в Холодной Войне, цивилизации «конца истории», строившей от себя и из себя «глобальный мир». Мы вполне согласны были подгонять и своё внутриполитическое устройство, и свою экономику, и свою культурную жизнь под их жёсткие лекала и стандарты, лишь бы нас приняли и признали за своих, хотя бы и в унизительной роли «страны-бензоколонки». Не кто иной, как Путин на своём первом сроке спрашивал американских президентов о шансах вступить в НАТО, и вёл предварительные переговоры с лидерами Франции и Германии о перспективах присоединения к ЕС. Плюс ВТО, G-7 (которая тогда была G-8, с Россией), и т.д. и т.п.
Оказалось, что ни тушкой, ни чучелком мы туда к ним не пролазим, вообще никак. Даже если будем совсем-совсем паиньками и заиньками. Единственный шанс на «интеграцию» состоял в том, чтобы по образцу СССР развалиться на сколько-то частей, и тогда какие-то из них, наиболее «соответствующие стандартам», евпочя, может быть и прошли бы. Но на этот финальный суицид мы всё же оказались не готовы — даже в названии «Единая Россия» нет вообще ничего, кроме страха, что она может перестать быть таковой.

И тогда, скорее неволей, чем волей, мучительно и противоестественно, даже и до сих пор, пришлось помаленьку учиться заново отращивать хоть какую-то, хоть на полшишечки, но «субъектность». И едва этот процесс начался, даже только обозначился — Мюнхенская речь, 2007 — как сразу же (08.08.08) встал вопрос о том, что за неё, очень возможно, придётся вполне себе неиллюзорно воевать.

Все многолетние поиски «национально-ориентированных элит» — это поиски отсутствующей чёрной кошки в тёмной комнате. Важно очень чётко и трезво понимать: «колониальный» режим всегда и везде, на уровне базовой архитектуры, даёт «элитам» намного бОльшие возможности и блага, чем режим «суверенный». По большому счёту, только он и делает их в собственном смысле «элитами».
Можно было бы заморочиться и составить табличку возможностей и привилегий, которыми обладают элитарии любой колониальной периферии, и которых они обречены лишиться в случае деколонизации. Это и эксклюзивный доступ к разнообразным благам «первого мира», и разрыв во много порядков в уровне жизни с соплеменниками, и практически полная бесконтрольность и безответственность перед ними и перед кем угодно, кроме «внешних партнёров», которые будут всерьёз требовать лишь одного: выполнения условий торговых контрактов.

Причём во всём остальном партнёры тебе ещё и помогут: организовать «демократию» (это такой специальный колониальный режим управления посредством регулярной смены марионеток в ходе декоративных квазиэлекторальных процедур), внедрить всевозможные стандарты управления, в трудные моменты могут даже и денег подкинуть (в долг, разумеется). Но это всё ерунда по сравнению с главным бонусом — ты получаешь наследственный привилегированный статус, гарантирующий тебе и твоим потомкам место в колониальной аристократии на много поколений вперёд.

А теперь давайте посмотрим на масштаб потерь при переходе «центра ответственности» из внешнего контура во внутренний. Во-первых, твой привычный уровень потребления, вызывающий вполне понятную человеческую зависть, тут же оказывается под атакой вопросов: а точно ли ты настолько ценный для нас всех член общества, что мы считаем нормой такие излишества? Во-вторых, сами излишества — они не там, а тут, на виду: недвижимость, отдых, то-другое. В-третьих, твои дети учатся и живут здесь, вместе с детьми соотечественников, а значит и они и их родители… ну, тут же не скроешь, у кого чего сколько; а главное — не передашь так запросто по наследству даже не сами блага, а их первоисточник. В-четвёртых, чтобы удержать лидерство и собственность, больше нет консалтинга-саппорта: придётся своим умом только. А в-пятых и в-главных, с людьми не получится разговаривать из верхней позиции — ты больше не душеприказчик иноземных белых господ, а такой же, как они, гражданин отечества. Ну, положим, ты богаче остальных — а другой умнее, а кто-то решительнее, а ещё кто-то просто нужнее родине прямо сейчас. И тебя обсуждают, тебя сравнивают с другими, тебя оценивают — и от этой оценки зависит твоё положение. Какая ты вообще тогда к чёрту «элита»?

Отсюда вывод — сугубо классовый. В интересах «элит» рубиться до последнего именно за колониальную модель, а не за суверенную и уж тем более не за цивилизационную. И даже если отдельно взятый элитарий весь из себя патриот или там ситуативный бенефициар конфликта с «гегемоном», это не меняет общего вектора: «элитариат» как целое есть слой, возможный только при колониальной модели. Частным следствием из этого является парадоксальный вывод, что «трампизм» по отношению к американскому дипстейту есть в своём роде такой же антиколониальный движ, как и наша СВО.

Тезис был в том, что возможность быть колониальной элитой — то, что даёт её обладателю невиданные преференции, несопоставимые с теми, которые можно иметь, будучи суверенным «служилым сословием». Это максимум качества жизни, минимум ответственности и гигантская дистанция по отношению к своим же «неэлитным» соплеменникам. Соответственно, антиколониальное национально-освободительное движение всегда и везде будет сталкиваться с жесточайшим сопротивлением в первую очередь своих же собственных соплеменников, включённых в контур колониальных элит. Причём это касается не только «крупного бизнеса» — но и богемы, и медиазвёзд, и сидящих на потоках чиновников, и даже учёных, получающих регалии «по Скопусу».

Это как самое последнее искушение Христа, в версии Евангелия от митьков изложенное наиболее компактно: «признай, что сынку передо мной, и я тебе весь мир подарю». Иисус-Митя ответил, как известно, лукавому: «а зачем? Нет у меня столько места, да и облом мне». Но он на то и Спаситель; остальные не устояли — у них-то всегда есть столько места.

Своя цивилизация — это, в частности, своя наука, а значит, с учёными уже нельзя как со стаффом. Это своё производство, а значит рабочие, мастера цехов и инженеры. Своё образование и культура — а значит, учителя и творцы. Свои военные и силовики — настоящие, а не в режиме «службы охраны трубы». Свои медиа, не в последнюю очередь. И беда в том, что никто из них в этом формате больше не обслуга, их нельзя просто нанимать за мелкий прайс, говорить чо надо и сказать «пшёл вон», при неиссякаемой очереди из кандидатов на хлебное место. Для них всех это возвращение к нормальному порядку вещей, но для бывш.элитариев — это социальная катастрофа: падение на несколько этажей вниз по иерархии.

И это — самый главный внутренний вызов СВО, который в полной мере ещё только предстоит осознать.»

Для представителей отрасли бизнес-консалтинга немного поясним, что имеется в виду под фразой «с учёными уже нельзя как со стаффом». Как работает медиа-обслуга за не сильно высокий прайс, в народе хорошо представляют по фильмам «День радио» и «День выборов». Как работают настоящие создатели медиа-контента, тоже можно посмотреть на экране – по чилийскому фильму «Нет», где главный герой создал рекламную кампанию для референдума в период правления Пиночета.

В 40-50е годы прошлого века ученые были привилегированной группой СССР. Такое внимание и роль «яйцеголовых» объяснялось важностью атомного оружия – без «ядерного меча» СССР никто в мире не стал бы всерьез рассматривать, и в 40е годы, в момент создания «ракетно-ядерного щита СССР» ученые, через своих представителей Берия, Первухина, Сабурова, присутствовали в Президиуме ЦК как в реально правящем органе власти. Это была наивысшая форма участия ученых СССР в «глубинном государстве». Для примера, недавний студент, будущий академик Сахаров, реально ездил на заседания правительственных органов общественным транспортом – в заседаниях он уже имел право участвовать, но машины с водителем еще не полагалось. В 1957 году после ареста Берия и разгрома «антипартийной группы» участие ученых в реальном управлении страной сократилось до минимума – фактически они могли апеллировать разве что лично к Хрущеву, в том числе и через его сына сотрудника ракетостроительного бюро Челомея. Этот подход продолжал работать – выходцы из США изобретатели мини-компьютера для управления подводными лодками Альфред Сарант и Иосиф Берг именно так пролоббировали создание центра микроэлектроники в Зеленограде, а Ростислав Алексеев – суда на подводных крыльях.

«Фазовый переход» ученых от положения части правящей группы к положению «обслуги за мелкий прайс» произошел в 1967 году. После свержения Хрущева в 1966 этот год отмечен знаковым событием – песней Высоцкого «Случай на шахте». В ней поется об убийстве путем неоказания помощи «эталонному советскому человеку», верившему в идеалы 40х годов – «он был стахановец, гагановец..нам жаль по-человечески его». Правящая верхушка, с чьего негласного позволения стала распространяться песня, решила перейти от общего для всей страны Марша Энтузиастов 40х годов «Здравствуй, страна героев, Страна мечтателей, страна ученых!..» к мелодиям «Все могут короли» для себя и «Если б я был султан» для широких народных масс.

В 60е годы Госплан СССР считал, что вся экономика СССР выпускает 6 млн. единиц продукции и это число будет расти дальше. Управлять ценами и объемами производства вручную стало невозможно – требовалась массовая компьютеризация. В 50-х годах отрасль производства ЭВМ, позднее названная микроэлектроникой, развивалась весьма успешно многочисленными группами советских ученых как для ВПК, так и для народного хозяйства. Советские ЭВМ в техническом отношении нисколько не уступали зарубежным устройствам того времени, а в чем-то даже и превосходили. Не углубляясь в технические параметры, можно сказать, что сделанный в СССР в 1964 году микроприемник стал одним из первых в мире изделий потребительской микроэлектроники и произвел реальный фурор на мировом рынке – до середины 70х годов прошлого века его продавали на экспорт за валюту.

Проблема стала не технической, а организационной – советское руководство осознало, что для управления такой массой ЭВМ потребуется единое программное обеспечение. Тот, кто организует его написание, станет «советским Биллом Гейтсом» с соответствующим влиянием. И если атомщика Берия с трудом арестовали, опасаясь действий его сторонников, то как быть с ограничением реального влияния будущего представителя ИТ-отрасли в Политбюро? То, что айтишник во власти будет «качать права и тянуть одеяло на себя», было понятно на примере технократа Первухина еще в 50е годы.

Из воспоминаний Михаила Смиртюкова, заместителя заведующего секретариатом Совета Министров СССР: «Помню, в начале 50-х зампред Совмина Михаил Григорьевич Первухин вел комиссию по текущим делам. Рассматривался вопрос о завозе овощей в Москву. Первухин крепко отругал председателя Моссовета за плохую работу на этом направлении. После комиссии мне вдруг позвонил Хрущёв, который одновременно был секретарем ЦК и московского комитета партии: «Смиртюков? Ты там скажи Первухину, чтобы он соображал, можно критиковать руководителей Москвы или нельзя. Москва не простой город, и руководители здесь не простые».»

Если гипотетического «советского Билла Гейтса» арестовать, а его сторонников отправить в ГУЛАГ, на следующий день все компьютеры в стране могут, например, перестать корректно работать. Примерно в эти годы была переведена на русский языка книга «Проклятые короли» будущего министра культуры Франции, где рассказывалось, в какой ад рухнула казна и экономика Французского королевства после ареста первого министра Мариньи и пассивного, но эффективного сопротивления его сторонников. Советские ученые после 1967 года сдали позиции быстрее членов совета «Железного короля», но тоже сопротивлялись – академика Сахарова отказались лишать этого звания, невзирая ни на какое давление.

А вот если программное обеспечение будет зарубежным – то этой проблемы нет, Биллы Гейтсы и Линусы Торвальдсы не претендуют на вхождение в Политбюро. 26 января 1967 г. состоялось совместное заседание Комиссии по вычислительной технике АН СССР (председатель А.А. Дородницын ) и Совета по вычислительной технике ГКНТ при Совете Министров СССР (председатель В.М. Глушков). Вел его Глушков. Обсуждался единственный вопрос: какой должна быть ЕС ЭВМ, которая намечалась к созданию в СССР совместно со странами СЭВ? Было принято решение использовать как прототип логическую структуру и систему команд, принятую в IBM-360.

Единственным оппонентом, написавшим свое особое (отрицательное) мнение, был председательствующий на дискуссии создатель «советского интернета» Глушков. С этого момента началась плановая деградация советской электроники в интересах зарубежных бенефициаров, усиление властных позиций реальных хранителей(и будущих приватизаторов) активов советской экономики – партийно-хозяйственной номенклатуры, за счет «сдвига вниз» в роль обслуги других претендентов на власть – групп «шестидесятников» из науки и отчасти медиа. В статьях по тэгу «Лонжюмо» показано, как это влияло на металлургию.

Ситуация стала меняться несколько лет назад, когда зарплаты отдельных экспертов в области ИТ стали превосходить (пока не массово) доходы некоторых прокуроров. В 2007 году уже стало понятно, что «все купить там» не получится, и дело движется к нелегкому выбору. Проект «Сколково» отчасти был инициирован необходимостью импорта зарубежных экспертов и выращивания своих. Курчатовский институт и Росатом стали крайне интересными активами, а все банки стали тратить бешеные деньги на цифровизацию. Битва «колониальной и суверенной» моделей развития не прекращается ни на минуту – активы начинают переходить в другие руки – в рамках «суверенной модели» прежним владельцам не интересно ими управлять, а в рамках «колониальной» они были хороши для выхода на IPO. В периодически одерживающей верх «колониальной модели» реальные военачальники «не из службы охраны трубы» сидят под следствием или умирают по разным причинам, ну а в крепнующей «суверенной модели» игроки рынка лома новых регионов отстояли свое право расчета наличными.

Все эти события говорят о появлении новых лиц в правящем классе и о переделах активов, в том числе и на металлургическом рынке и рынке лома.

Loading

0